Неточные совпадения
— Да бог его знает… Он, кажется, служил в военной службе раньше… Я иногда, право, боюсь за моих девочек: молодо-зелено, как раз и
головка закружится, только доктор все успокаивает… Доктор прав: самая страшная опасность та, которая подкрадывается к вам
темной ночью, тишком, а тут все и все налицо. Девочкам во всяком случае хороший урок… Как вы думаете?
— Кабарга! — шепнул Дерсу на мой вопросительный взгляд. Минуты через две я увидел животное, похожее на козулю, только значительно меньше ростом и
темнее окраской. Изо рта ее книзу торчали два тонких клыка. Отбежав шагов 100, кабарга остановилась, повернула в нашу сторону свою грациозную
головку и замерла в выжидательной позе.
В первый раз еще охватила его какая-то смутная жалость по отношению вот к этим детским
головкам, точно над ними собиралась
темная туча.
На дворе стреляет мороз; зеленоватый лунный свет смотрит сквозь узорные — во льду — стекла окна, хорошо осветив доброе носатое лицо и зажигая
темные глаза фосфорическим огнем. Шелковая
головка, прикрыв волосы бабушки, блестит, точно кованая,
темное платье шевелится, струится с плеч, расстилаясь по полу.
Пониже глаз, по обеим сторонам, находится по белой полоске, и между ними, под горлом, идет
темная полоса; такого же цвета, с зеленоватым отливом, и зоб, брюхо белое; ноги длиною три вершка, красно-свинцового цвета;
головка и спина зеленоватые, с бронзово-золотистым отливом; крылья темно-коричневые, почти черные, с белым подбоем до половины; концы двух правильных перьев белые; хвост довольно длинный; конец его почти на вершок темно-коричневый, а к репице на вершок белый, прикрытый у самого тела несколькими пушистыми перьями рыжего цвета; и самец и самка имеют хохолки, состоящие из четырех темно-зеленых перышек.
Шея также пестрая, с дольными беловатыми полосками,
головка черновата, а зоб и верхняя часть хлупи по белому полю испещрены, напротив, поперечными полосками; остальная хлупь вся белая, и под крыльями подбой также белый; в крыльях три первые пера сверху
темные, а остальные белые с
темными коймами на концах; хвост короткий, весь в мелких серых пестринках; на каждом хвостовом пере, на палец от конца, лежит поперек
темная узенькая полоска; ноги бледно-зеленоватого цвета.
Вот точное описание с натуры петушка курахтана, хотя описываемый далеко не так красив, как другие, но зато довольно редок по белизне своей гривы: нос длиною в полвершка, обыкновенного рогового цвета; глаза небольшие,
темные;
головка желтовато-серо-пестрая; с самого затылка начинается уже грива из белых, длинных и довольно твердых в основании перьев, которые лежат по бокам и по всей нижней части шеи до самой хлупи; на верхней же стороне шеи, отступя пальца на два от головы, уже идут обыкновенные, серенькие коротенькие перья; вся хлупь по светло-желтоватому полю покрыта черными крупными пятнами и крапинами; спина серая с темно-коричневыми продольными пестринами, крылья сверху
темные, а подбой их белый по краям и пепельный под плечными суставами; в коротеньком хвосте перышки разных цветов: белые с пятнышками, серые и светло-коричневые; ножки светло-бланжевые.
Видимо, детская
головка работала над непосильною задачей,
темное воображение билось, стремясь создать из косвенных данных новое представление, но из этого ничего не выходило.
Вода чуть-чуть шевелила в этой заводи белые
головки кувшинок, ветер не долетал сюда из-за густо разросшихся ив, которые тихо и задумчиво склонились к
темной, спокойной глубине.
Отсюда, наконец, вытекали инстинктивные потуги детской мысли, отражавшиеся на лице болезненным вопросом. Эти наследственные, но не тронутые в личной жизни «возможности» световых представлений вставали, точно призраки, в детской
головке, бесформенные, неясные и
темные, вызывая мучительные и смутные усилия.
Река, задержанная плотиной, была широка и неподвижна, как большой пруд. По обеим ее сторонам берега уходили плоско и ровно вверх. На них трава была так ровна, ярка и сочна, что издали хотелось ее потрогать рукой. Под берегами в воде зеленел камыш и среди густой,
темной, круглой листвы белели большие
головки кувшинок.
Александров медленно отступает к галерее. Там
темнее и пусто. Оборачивается, и что же он видит? Тот самый катковский лицеист, который танцевал вальс, высунув вперед руку, подобно дышлу, стоит, согнувшись в полупоклоне, перед Зиночкой, а та встает и кладет ему на плечо свою руку, медленно склоняя в то же время прекрасную
головку на стройной гибкой шее.
С двенадцати лет эта
головка, покрытая
темными кудрями, стала работать; круг вопросов, возбужденных в ней, был не велик, совершенно личен, тем более она могла сосредоточиваться на них; ничто внешнее, окружающее не занимало ее; она думала и мечтала, мечтала для того, чтоб облегчить свою душу, и думала для того, чтоб понять свои мечты.
Маленькая
головка о. Крискента, украшенная редкими волосиками с проседью и таковой же бородкой, глядела кругом проницательными
темными глазками, которые постоянно улыбались, — особенно когда из гортани о.
Там, под влажной тенью кустов, лист ландыша уже развертывал свою трубочку в соседстве с фиалкой, которая скромно показывала свою бледно-голубую
головку над
темными, мшистыми ворохами прошлогоднего валежника.
Качаются знамена, летят шляпы и цветы, над головами взрослых людей выросли маленькие детские
головки, мелькают крошечные
темные лапы, ловя цветы и приветствуя, и всё гремит в воздухе непрерывный мощный крик!
Из всех детей на дворе, кроме Ильи, Яков дружился только с семилетней Машкой, дочерью сапожника Перфишки, чумазой тоненькой девчоночкой, — её маленькая
головка, осыпанная
тёмными кудрями, с утра до вечера торчала на дворе.
Фома взглянул из-за плеча отца и увидал: в переднем углу комнаты, облокотясь на стол, сидела маленькая женщина с пышными белокурыми волосами; на бледном лице ее резко выделялись
темные глаза, тонкие брови и пухлые, красные губы. Сзади кресла стоял большой филодендрон — крупные, узорчатые листья висели в воздухе над ее золотистой
головкой.
Бывало так: старик брал в руки книгу, осторожно перебрасывал её ветхие страницы,
темными пальчиками гладил переплёт, тихонько улыбался, кивая
головкой, и тогда казалось, что он ласкает книгу, как что-то живое, играет с нею, точно с кошкой. Читая, он, подобно тому, как дядя Пётр с огнём горна, вёл с книгой тихую ворчливую беседу, губы его вздрагивали насмешливо, кивая головой, он бормотал...
— Во-первых, — сказал он, — ты тут ранее меня женился, а я всё… Знаешь эти мои увлечения красотою… надоело, думаю: возьму и себе женюсь, но а главное, у нее эта
головка… и ты, я думаю, заметил, как она ее высоко носит… шейка этак приветно обрисовывается, и она тогда
темный жемчуг тут под душкой носила…. просто прелесть.
Еще странность и новизна: русые волосы, особенно напоминавшие генерала, в одно лето
потемнели почти до черноты и, вместо мелких и веселых завитушек, легли на красивой и печальной
головке тяжелыми без блеска волнами.
И чувствует сердце мое, что дошла до тебя моя просьба; я слышу откуда-то, из какого-то сурового далека твой благословляющий голос, вижу твою милую
головку, поэтическую
головку Титании, мелькающую в тени
темных деревьев старого, сказочного леса Оберона, и начинаю свой рассказ о тебе, приснопамятный друг мой.
Поглубже натянув картуз, Алексей остановился, взглянул на женщин; его жена, маленькая, стройная, в простеньком,
тёмном платье, легко шагая по размятому песку, вытирала платком свои очки и была похожа на сельскую учительницу рядом с дородной Натальей, одетой в чёрную, шёлковую тальму со стеклярусом на плечах и рукавах; тёмно-лиловая
головка красиво прикрывала её пышные, рыжеватые волосы.
Галкина поймала его на этом и пристроила к богатой купчихе лет сорока, сын ее был уже студент на третьем курсе, дочь — кончала учиться в гимназии. Купчиха была женщина тощая, плоская, прямая, как солдат, сухое лицо монахини-аскетки, большие серые глаза, скрытые в
темных ямах, одета она в черное платье, в шелковую старомодную
головку, в ее ушах дрожат серьги с камнями ядовито-зеленого цвета.
Вокруг везде — жёлтые
головки, голубые глаза, румяные лица, как живые цветы в
тёмной зелени хвои. Смех и звонкие голоса весёлых птиц, вестников новой жизни.
Он кинулся к знакомому месту около крыльца. Цветок
темнел своей
головкой, свернув лепестки и ясно выделяясь на росистой траве.
Но Кузьма ростом мал, да сердцем храбр: вот с треском распахивается окно, высунулась, трясётся острая змеиная
головка, мелькает маленький,
тёмный кулачок, и тонкий, высокий голос старика яростно визжит...
Темное личико начало понемногу улыбаться, белые зубки сверкнули вдруг,
головка приподнялась и, чуть-чуть встряхнув кудрями, показалась во всей своей резкой и тонкой красоте. «Это что за бесенок?» — подумал Кузьма Васильевич и, нагнувшись еще поближе, промолвил вполголоса...
На ней был черный поношенный платок, черный ситцевый капот с белыми крапинами и жиденький чепец с
темными лентами, находившимися постоянно в каком-то лихорадочном состоянии, вопреки неподвижности самой владелицы; это происходило оттого, что
головка старухи, и без того уже слабая, приняла дурную привычку трястись с тех пор, как раз ночью испугали Марью Петровну, объявив ей, что в Комкове загорелась баня.
Старухи все в синем, с
темными матерчатыми, затканными золотом головными платками; молодицы в ситцевых и шелковых сарафанах с яркими
головками, а заневестившиеся девицы в московских сарафанах с белоснежными рукавами и с цветными платочками на головах.
Все это било фонтаном из уст Софьи Петровны. В одно и то же время она успевала разглядывать лица сконфуженных девочек и гладить их по
головкам, и ласково трепать по щечкам, и на лету целовать поспешно
темные и белокурые
головки.
Новенькая повернула было в пол-оборота свою отягощенную
темными кудрями
головку и тотчас же, как бы не замечая воспитательницы, обратилась к Дуне...
Рядом с пятнадцатилетней Дуней семнадцатилетняя разумница Дорушка кажется совсем взрослой. У нее умное серьезное лицо и толстая-претолстая
темная коса, венчиком уложенная вокруг
головки.
Лариса имела вид невыгодный для ее красоты: она выглядывала потерянною и больше молчала. Не такова она была только с одною Форовой. Лариса следила за теткой, и когда Катерина Астафьевна ушла в комнаты, чтобы наливать чай, бедная девушка тихо, с опущенною
головкой, последовала за нею и, догнав ее в
темных сенях, обняла и поцеловала.
Бронзовый цвет лица, с правильными тонкими чертами и нежным румянцем, несколько приподнятые ноздри изящного носика с маленькой горбинкой и изящно очерченные алые губки, верхняя из которых оттенялась нежным
темным пушком, розовые ушки, в которых блестели крупные бриллианты и, наконец, иссиня-черные, воронова крыла, волосы, густая и, видимо, длинная коса которых, небрежно сколотая на затылке и оттягивавшая назад грациозную
головку своей обладательницы — все это делало то, что Маргарита Николаевна невольно останавливала на себе внимание с первого взгляда, поражала своей, если можно так выразиться, вакханической красотой.